Солдату , доктору , отцу - Абраму Николаевичу Рапопорту - посвящается
1899 - 1969      

НАЧАЛО.

Я ничего не знаю, ровно ничего достоверного о моих предках. Всё что будет изложено ниже - это урывками услышанное в детстве и не может претендовать на достоверность.

Отец нам никогда ничего не рассказывал о себе, бабушка изредка и случайно, мать чаще, но не с целью рассказа, а к слову.

Если мы иногда и обращались с вопросами к матери или бабке (со стороны отца), то у отца никогда ничего не спрашивали, во всяком случае я не спрашивал.

Отца я так глубоко уважал и так горячо любил, что не мог позволить себе что-либо спросить о его биографии даже тогда, когда уже был взрослым человеком.

Бабка со стороны отца жила в нашей семье, воспитывала нас, все мы её очень любили и хорошо помним. Она умерла, когда я был на 4-м курсе медицинского факультета. Со стороны матери помню всех её сестёр и братьев, особенно младших – сестру и брата < > . Этот последний, до смерти моего отца, т.е. до тех пор пока у нас ещё был «дом», жил в нашей семье, поселившись в ней в 1919 году.

Тётя жила в Ленинграде-Петрограде с 1918 года и дядя переехал в Л-д после смерти моего отца.

В дни блокады они оба умерли. Дядю я и хоронил по «блокадному ритуалу»: труп завёрнут в половик, уложен на двое одно за другим связанных детских саночек и так отвозимый в коммунальный морг.

Помню деда и бабку со стороны матери, даже помню их дом. Лет 8-9-ти я был у них в гостях в Великих Луках, куда я с мамой приехал, в связи с необходимостью показать меня окулистам. ( В то время в Луках работал глазной отряд).

Сохранилось в памяти и короткое пребывание дедушки у нас дома, то ли он приехал в гости, то ли приехал после смерти бабушки и затем уехал к другим своим детям в Витебск – не помню.

Нравился мне этот беленький старичок в чёрной шёлковой шапочке-ермолке, постоянно склонённый над книгой (торой): низко на носу очки, а в руках табакерка. «Вкусный» был табак, который <нрзб >.

Родился я в городе Торопце, тогда Псковской губернии, 4-го декабря (нов, ст.). Может быть, это дата не рождения, а религиозного обряда. В метрической выписке, которая у меня долго хранилась, была запись, которую воспроизвожу по памяти: «…У Витебского мещанина Израиля Файбишева Рапопорта от законной его жены Итты Янкелевой 21-го ноября 1899 года, родился сын, коему при свершении еврейского обряда обрезания наречено имя Авраам». (Конечно дата старого стиля).

Отец мой был ремесленник, часовых дел мастер. Это был очень добрый, тихий, скромный, работящий человек. По своему развитию, начитанности, грамотности (тут, пожалуй, надо говорить – образованности) он выделялся среди людей своего круга и для них был постоянным консультантом и поверенным. Он обычно писал им всяческого рода просьбы и прошения. Круг его знакомых не ограничивался только этой группой людей, он общался с большим числом чиновников и других служащих, которые охотно к нему заходили в мастерскую обменяться новостями из газет и другими сведениями политического и бытового характера.

В разговорах с бабушкой (матерью отца), в её рассказах часто упоминался Петербург. Даже помнится Большая Подъяческая улица, где будто бы жила бабушка с сыном – нашим отцом. Жил ли с ними муж её, т.е. наш дед по отцу – не знаю. Никому из нас, детей об этом деде ничего неизвестно.

Удовлетворительное знание бабушкой этого р-на Петербурга и то, что отец, однажды во время прогулки со мной по Ленинграду сказал мне, показав на здание Госбанка(?), что на его памяти строительство этого здания, и что здесь он мальчиком играл со своими сверстниками, убеждает в том что отец жил здесь с бабушкой.

Ещё мальчиком я слышал в семье название одной немецкой школы на Невском – «Petherschuhle». Почему о ней говорили? Ответ на этот вопрос связывается у меня со сведениями, будто до 11 лет отец там учился. Это может быть очень близко к истине, потому что в отце всегда чувствовалась интеллигентность, культура, необычная для его круга людей, также как и элементы образованности необычные для ремесленника. Наконец отец знал немецкий язык в пределах разговорной речи, причём это не было тем знанием языка, на котором обычно говорят евреи с немцами, путая свой язык с немецким.

Имеющиеся вскольз сведения, будто дед по отцу работал в газете «Биржевые Ведомости», дают основание предположить, что может быть , именно в этот период отец жил с родителями в Петербурге и учился в «Petherschuhle».

От моей матери я слышал, что бабка по отцу была замужем дважды, второй раз после выезда из Петербурга, что она была вынуждена сделать, так как её оставил первый муж (мой дед), уехав за границу. (Кажется, в Париж).

Когда в 20-30-х г.г. в «Правде» появлялись корреспонденции из Парижа за подписью Х.Рапопорт, отец всегда как-то особенно реагировал, но в разговоры не вступал. Чувствовалось, что его заботит этот вопрос. Конечно, здесь предположения не могут относиться к его отцу, но может быть к брату его от второго брака отца? Спросить было неудобно, да он и не сказал бы, так как он никогда о своём отце не говорил, если не считать единственного раза, единственного полуразговора со мной: юношей лет 19-ти. Со свойственной этому возрасту опрометчивостью я решил жениться на девушке-христианке. Это было в 1919 году, когда в результате Октябрьской Революции, ранее существовавшие преграды были устранены. Конечно, отец был против этого брака, но не из религиозных побуждений, а считая, что мне ещё рано вступать в брак. Всё же вскользь он, вроде, сказал, что не хотел чтобы его сын повторил поступок деда.

Это позволяет мне думать, что существовавшее в нашей семье какое-то странное отношение к этому деду (о нём в доме никогда не вспоминали) объясняется, по-видимому, связью или браком деда с христианкой и отъездом за границу.

Отцу было 11-12 лет (будто бы так), когда он с бабушкой переехал в Великие Луки Псковской губернии.

Здесь он поступил в обучение к часовому мастеру, и, кажется, затем уже подмастерьем перешёл работать к деду – отцу моей матери, который тоже был часовщиком. Этот дед, кажется, вначале был богатым человеком и часовым делом занимался ради «права жительства» вне черты оседлости, но всякие маклерские махинации его разорили и, в конце-концов, его кормило ремесло.

Это маклерство деда общало его с помещиками и крупными чиновниками, что отразилось как-то на его взглядах и семейном укладе так как в те времена было редкостью, чтобы дочери были грамотными.

В обычных, рядовых еврейских семьях того времени, обязательным было обучение в хедере только сыновей. Менее обеспеченные семьи на хедере и заканчивали «образование сыновей, но старший дядя по матери получил солидное религиозно-схоластическое образование и хорошо знал русскую грамоту, что свидетельствует об обеспеченности деда.

Не только это свидетельствует о культуре деда по матери: его дочери были не только хорошо грамотны по-еврейски, но были грамотны и по-русски, даже читали русскую классическую литературу. Мать, как-то заинтересовалась книгой, которую я читал. Это был «Обрыв». Представьте моё удивление, когда я услышал содержание романа и рассказ матери, что она очень увлекалась этим романом в молодости. Я был поражен, так как я никогда не видел маму читающей русские книги. Она и писала по-русски, но с ошибками. Это и понятно – тренировки не было. Ведь я тоже теперь неграмотен по-еврейски, хоть и учился в хедере. Забыл прочно.

Младшая сестра её, умершая в дни Ленинградской блокады была интеллигентной женщиной и была очень начитанной. До конца своей жизни не расставалась она с русской художественной книгой.

В нашем представлении мама интеллигентной не была, но была значительно культурнее её окружения. По русски она говорила, когда мы были детьми плохо, но к концу своей жизни, оказавшись в Ленинграде, живя у своих детей (а мы говорили только по русски) она русский язык освоила довольно хорошо.

Она также любила театр и кино.

Слева направо : Соня Рапопорт ( Гитцович ) , Абрам Рапопорт , Израиль Файбишевич Рапопорт , Итта Янкелевна Рапопорт , Роман Рапопорт , Эдя Рапопорт ( Филановская ). Фотография 1925 года.

Родилась мать в Великих Луках и вышла замуж за моего отца, работавшего, как это говорилось раньше, у нашего деда. Родом дед по матери был из Виленской губернии. (Дисненский мещанин),

Бабушка по отцу родилась в Витебской губернии, детство провела в «селибе» (по белорусски «селиба» - деревня), по-видимому местечке Сиротино ( или Чашниках) около Городка.

Остаётся добавить о других родственниках, о которых знаю очень немного. От первого брака деда по матери был сын, который эмигрировал в Америку, я помню только его фотографию, которая хранилась у матери.

Старшая сестра матери (родная, от второго брака деда, от которого были и остальные дядья и тётки, о которых я вспоминал) тоже эмигрировали в Америку, примерно в 1906 году.

Вокруг неё в нашей семье бытовала легенда, будто этот отъезд её был связан с тем, что в неё, (когда она с семьёй жила где-то в Крыму) был влюблён, кажется, турецкий консул, (она была очень красивой) и во имя спасения её от «мезальянса» муж решил эмигрировать.

Я помню, как она перед отъездом, приезжала с маленькой девочкой, моей двоюродной сестрой, моей однолеткой, прощаться. Она прожила у нас некоторое время и мне даже запомнился летний вечер, вокзал, проводы и слёзы матери. У меня создалось впечатление, что в Америку можно только уехать, приехать оттуда уже нельзя и я понимал слёзы матери.

Там они хорошо устроились, была вначале очень оживлённая переписка, после революции она оборвалась, затем мать получала письма до 2-ой мировой войны, дальше переписка, вероятно со смертью тёти, оборвалась окончательно. Кажется, через так называемую «Ара» и мы в студенческие годы (1920-22) получили от неё пару продовольственных посылок.

Слышал от матери, что кто-то в семье этой старшей тёти был художником, кто-то юристом.

В семье матери (двоюродные сестры, что ли) жили в Петербурге, учились там. Одна из них крестилась и была была замужем за каким-то крупным чиновником. Жила она в Царском Селе. Что здесь вымысел, что правда, не знаю. Я ещё застал много родственников в Ленинграде, но связи с ними не имел. По видимому, и они вымерли дни блокады.

Были и какие-то дальние родственники у отца. Жили они в Витебске, но о них я не знаю, если не считать двух врачей, о которых знал понаслышке.

Таким образом в моём роду были и ремесленники и интеллигенты, были и богобоязненные евреи, из которых, один даже паломничал в Палестину и на обратном пути умер от оспы в Румынии и похоронен в Яссах.

Были и вероотступники: и со стороны отца и со стороны матери.