Солдату , доктору , отцу - Абраму Николаевичу Рапопорту - посвящается
1899 - 1969
     gl



КОМСОМОЛЬСК-НА-АМУРЕ.

Левый берег Амура у села Пермского, крайне неживописен. Обширная прибрежная полоса, усеянная крупной галькой <идущая> уступами вверх, заросшее багульниками плоскобережье. Здесь и разместилось село Пермское.

На другой реке это, пожалуй, был бы высокий берег, но здесь на противоположном берегу отроги Сихотэ-Алиня, красиво укрытые уссурийской тайгой.

Отшвартовался «Карл Маркс».

На прибрежной гальке очень много самого разнообразного народа. Я на берегу.

У меня в руках огромный саквояж с постельными принадлежностями и чемодан.

Был я, видимо, большим чудаком, отправляясь на военную службу «захватил» с собой велосипед. Я помню, что решил это сделать в последнюю минуту и оригинально упаковал его, обмотав его бинтами раму, колёса, руль. Помню как весовщик, принимая его в багаж – поглядел, покачал головой, пробормотал что-то и не отважился отказать военному в приёмке от него велосипеда в багаж.

Я беспомощен. Что делать дальше? Куда девать кладь? Куда идти? И кого спросить? Эти люди, по всему видать, заняты собой и сами бездомны.

Оглядываюсь и вижу моих вчерашних попутчиков – молодую чету с ребёнком, которые тоже выгрузились на берег с довольно большим багажом. Удивило меня, что они привезли с собой большой мешок картошки.

Я присоединился к ним. Выяснилось, что им надо теперь до места добираться катером вниз по Амуру несколько километров.

Я не сомневался, что скорее чем они найду место своего назначения, ибо я был в конечном пункте своего пути. С их любезного согласия, оставив свою кладь около них, отправился на поиски моего нового, неожиданного и очень необычного жительства.

Был 4-ый час пополудни. И хоть для местных широт май месяц не очень жаркий, на этот раз солнце палило немилосердно.

Брать с собой шинель или нет? Имелся горький опыт с сапогами, исчезнувшими из-под изголовья, но потерять шинель было страшнее. Однако, кто же её возьмёт? Мой попутчик, устроив свою молодую семью под быстро сооружённой им для защиты от солнца крышей из одеяла, готовился бежать искать средства доставки к месту. Я был уверен, что справлюсь быстрее, спокойно сложив свои пожитки у гостеприимного «домашнего очага», прикрыв их шинелью отправился в путь.

Отшагав по гальке, поднявшись по <нрзб> берега, я оглянулся. Яркое одеяло-крыша, выделяясь как хороший ориентир, вселяло уверенность, что я быстро обнаружу по возвращении мою кладь, на фоне этого пёстрого многолюдья.

По узкой тропинке, протоптанной в чахлом, обтрёпанном и запыленном вереске, я поднялся на возвышенную часть этого отлогого берега и между двумя чёрными бревенчатыми строениями, не то банями, не то какими-то бывшими складскими помещениями, уже обрастающими, несмотря на весеннюю пору бурьяном и крапивой, я вышёл на улицу села Пермского.

Село Пермское! Вспоминаются наши русские сёла в которых мне пришлось жить и работать в первые годы моей врачебной деятельности. Замечательные сёла бывшего Уржумского уезда Вятской губернии, крупнейшие, живописнейшие сёла украинских переселенцев или семиреченских казаков в Семиречье, сёла средней полосы России.

Вспоминается…

…Слегка холмистая местность, перелески, пашни, нивы. Вдали синеет лес. Стелется просёлочная дорога, живописно извиваясь среди холмов и перелесков.

Дорога перебегает через небольшой мост, перекинутый через реку, обнимающуюся с дорогой. Очень часто, сразу за мостом речка превращена в широкую заводь. Здесь плотина, мельница. Заводь по краям, а кое-где и посередине заросла камышом, берег укреплён густо разросшимися ракитами…

В зеркале пруда отражается небо с проплывающими облаками и пруд кажется бездонным…

Дорога вбегает чуть в гору и перед вами село с красивой, нередко златоглавой церквушкой, окружённой густо деревьями, нарядные домики сельского центра и сбегающие в разные стороны, то в разброс, то улочкой затейливые избы. Берёзки, рябины, кой-где хвойные деревья, всё это отлично разбросано по селу. Не очень широкая улица с колеёй среди зелёной травы, как трамвайные рельсы…

Или среди разноцветной в разное время гладкой степи, огромные оазисы фруктовых садов с мелькающими между деревьями белоснежными, прохладными, глинобитными домиками и, многочисленными журавлями над колодцами…

А здесь я вышел на деревенскую улицу. Деревня из 20-25-ти дворов. Основной тон какой-то чёрно-коричневый. Дома – не то дома, не то избы, неладно скроенные, крепко сшитые. Немощенная, сухая улица, изъезженная проезжая грязь, а транспорта на улице не видно, под домами у завалинок молодая, зелёная поросль, но выглядит она запылённой, старой. Улица односторонняя, слева по течению Амура, жилые дома, справа, т.е ближе к берегу сооружения неясного назначения. То – ли бани, то – ли амбары.

Таёжное селение? Где же она тайга – то? Не только тайги, ни одного деревца на улице, ни одной чахлой берёзки или рябинки под окном.

Таёжное селение? А где она тайга? Деревня вся просвечивает насквозь, ни заборов между домами, ни тайги за домами.

Тайга за домами? А где она тайга? Насколько видит глаз – ни одного дерева! И вдали , на горизонте не видно леса!

С этого возвышенного места пологого берега Амура, я вновь оглянулся на Амур, на берег Амура: оживлённейший берег, множество народа, бивуак. Вдали вижу одеяло моей четы, мой маяк для обратного возвращения.

Вглядываюсь вдоль улицы, по курсу и я вновь в недоумении: нет, это не вновь обживаемое место, это обжитое место: вдали на холме я вижу водонапорную башню, на высоком столбе прожекторы и группки отличных строений, индивидуальных по-видимому жилищ. Это коттеджи, как я потом узнал – жильё руководящего начальства. Но когда они построены?

Я медленно иду вдоль деревенской улицы по самой середине которой тянется цепь столбов высоковольтной передачи и вдруг за рядом старых деревенских строений неуклюжий, явно недавно построенный двухэтажный рубленный дом, как потом оказалось, это здание управления строительства – ДПС – Дальпромстрой.

Я иду вдоль улицы, а в небе один за другим косяки гусей, летящих на север. Летят чинно и торжественно, очень низко, как будто с удивлением разглядывая преображение знакомого места. Что здесь такое? Где обычный ландшафт? Почему пусто? Где тайга?

Это я думаю так за гусей, наивно полагая, что за истекшие полтора-два года вырубили и выкорчевали топором и ломом такую обширную таёжную <пл>…

А гуси (им сверху видно всё) так не думали. Они видели совсем другое, как много лет т.н , задолго до основания этой новостройки, тут шла другая новостройка: был создан лагерь – Сталинско-Ягодо-Ежовская каторга. Вот эти-то люди, вырубили и выкорчевали «площадку», понастроили бараков (подстелив свои косточки), а потом гостеприимно поделились с нами. Но об этом после.

Я встречаю военного, очень симпатичного человека, тоже с двумя «шпалами», как у меня, и собираюсь уже у него спросить куда мне нужно обратиться. Но он предупреждает мой вопрс вопросом – почему я в шлёме, т.е. почему я нарушаю приказ о летней форме одежды.

Для меня этот вопрос не очень понятен и я объясняю, что только что прибыл пароходом «Карл Маркс» и ищу своих.

Мне повезло – это оказался комендант гарнизона, он разъясняет мне куда идти, и я шагаю. А время бежит – уже 6-й час. Почти два часа ушло у меня на поиски. И вот я стою перед длинным глинобитным зданием, приземленным, серым зданием, стоящим вдоль дороги, по ту сторону кювета, через который переброшено две доски. Балансирую на этих досках. Преодолеваю кювет.

Длиннейший коридор, освещаемый только окнами на двух торцах этого коридора. Глухие двери вдоль стен, некоторые приоткрыты. Пустые запущенные комнаты, а на мой стук в закрытые двери никто не отвечает.

Не может же быть, чтобы все вымерли, чтобы никого не было в этом здании, если сам комендант мне на него указал!

«Стучите и отверзится». И я стучу… Стучу в 17-ую или 18-ую комнату. Приоткрывается дверь, из неё выглядывает интеллигентная пожилая женщина, а за нею… Николай II!

Ей богу, Николай II, но в форме военного врача с тремя шпалами – очень высокий чин, соответствующий полковнику…

Представляюсь, и меня приветливо впускают в комнату.

Отвлекусь. Комната, в которую я попал, отлично приспособлена под «таёжное» жильё культурных людей. Я вижу досчатый стол посредине комнаты, покрытый вышитой белой скатертью, я вижу подобие письменного стола, на котором лежат какие-то бумаги, папки, я вижу в углу широкую, как говорили тогда «полуторную» железную, аккуратную кровать, прикроватный самодельный коврик, этажерку со значительным количеством книг, прикрытый половичком <нрзб>… материалов, а на стене под простынёй – одежда, обычное для того времени решение проблемы шкафа.

Я попал к своему начальнику, начальнику будущего госпиталя, где мне предстоит работать. Пока этого госпиталя ещё нет.

Я просил меня пока не задерживать, объясняю, что мои вещи остались на берегу, что мне нужен транспорт для доставки сюда моих вещей. Начальник озабочен. Откуда у него транспортные средства, когда ещё нет хозяйства. Транспорт для чемодана и саквояжа! Какие нежности для того времени! В Хабаровске – кули, а здесь? А здесь собственный горб старшего командира Красной Армии: пояс, соединяющий оба «места» и плечо.

А ведь я, наивный человек, ещё никак не отвык от тех скромнейших удобств, которые я видел в первой половине прожитой жизни: извозчик, он же носильщик, который за 15-20 коп. доставит вас и на вокзал, и в любое другое место, или дилижанс – от города до станции, или от станции до города – за 5 копеек… И не было проблемы, никакой проблемы, никто не надрывался, всё было просто.

После революции – тачка и мальчишка, который за кусок хлеба или за ведро картошки доставит твой мешок картошки и вещевой мешок с вокзала. Или в Казани я видел крестьянские розвальни – «барабусы», развозившие за 5 копеек людей по городу (до самого крыльца), благодаря чему они успешно конкурировали с трамваями, и не только с извозчиком, который студенту был не по карману, или во Фрунзе, тогда Пишпеке, так называемая «арбакеша» - дрожки, соответствующие казанским саням – «барабусам»…

А здесь? Мне могут возразить, что люди пришли сюда пешком, что первые строители жили тут же на берегу в палатках, а я претендую на носильщика и извозчика.

Но вряд ли убедительными будут такие возражения. Организовать помощь вновь прибывшим «новосёлам» через специально выделенного дежурного, который встречал бы каждый пароход (а это не так часто) было бы вовсе нетрудно.

Я, чудак не догадался. Надо бы мне по китайскому способу, на ремне через плечо доставить свою кладь, не спеша, авось доставил бы.

Если бы это случилось в пятидесятых годах великого века, вначале второй его половины, после опыта Великой Отечественной войны, я бы так и поступил. А тогда не догадался. Перед начальником поставил почти неразрешимую задачу, и он советует мне обратиться в б-цу.

Итак, мой начальник посоветовал обратиться в б-цу, где уже знали, что она перейдёт в наше ведение (хотя я этого ещё не знал). Я с трудом нашёл барак, где размещалась больница. Удивила меня обширная площадка вырубленной берёзовой рощи, площадка, покрытая берёзовыми пнями, на которой стояла эта больница.

На поиски хозяйственника, который должен был решить проблему лошади, ушло опять более часа и, наконец, я сижу на телеге, в которую впряжен костлявый мерин и напрявляюсь к берегу.

…Вновь возвращаюсь к раздумьям об организации быта, об облегчении условий существования, создании хотя бы какого-то порядка. Но этого не было. Был хаос, беспорядок, бедлам. Все толпились, все чем-то были заняты, все не знали, что и как делать… Разрядка, как правило, приходила после т.н «совещания». Соберутся, начальство наговорится всласть и расходятся, чтобы снова толкаться без толку.

А жизнь текла своим чередом.


*     *
*

(Написано А.Н.Рапопортом в 1966-69г.г.)



НАЧАЛО

Я ничего не знаю, ровно ничего достоверного о моих предках. Всё что будет изложено ниже - это урывками услышанное в детстве и не может претендовать на достоверность

подробнее


МОЙ ГОРОД

В этом маленьком городе, едва насчитывающем восемь тысяч населения, всё было удивительным.

Маленький, захолустный русский городок, вне "черты оседлости"...

подробнее


ОТ ХАБАРОВСКА ДО КОМСОМОЛЬСКА

Я вышел в обширное помещение. Первое впечатление: страшно накурено. Но это впечатление обманчиво. Это пар над мисками обедающих врачей «другого комсостава». Очень шумно. Густо пахнет перепревшими щами.

подробнее


ПАМЯТЬ.

С 1950 года был директором Ошмянской школы медицинских сестер до её перевода в п. Юратишки.
Выйдя на пенсию, работал в Ошмянской городской поликлинике хирургом и заведующим женской консультацией.

подробнее


СОТРУДНИЧЕСТВО

  Комсомольск-на-Амуре."
  Википедия
  Семья Рапопорт
  Rapoport Family



       2000-2015 © Все права защищены.    |  Проект RA&S  |         rapoport@yandex.ru   |        Ссылки и примечания